Коломна. Страницы истории

Однако на пути реализации масштабных образовательных проектов возникла существенная преграда. Дело было в том, что духовенство являлось отдельным сословием, в котором занятия, должности, а равно и имущество, наследовались кровными родственниками, поколение за поколением. Православное священство, традиционно готовившее своих чад к продолжению церковного служения, отдавать сыновей в «арифметические школы» не спешило и отговаривалось тем, что не имеет на этот счет указов Святейшего Синода.

Решение этого вопроса затянулось на восемь лет, пока 18 мая 1722-го года не вышло постановление Синода, согласно которому церковнослужительских детей по духовному регламенту определено было учить в архиерейских школах, а в арифметические школы не отдавать.

Для школ при своих домах архиереи должны были набирать мальчиков и юношей возрастом от восьми до шестнадцати лет, для которых самим надлежало подыскивать учителей, «откуда возможно из людей ученых и честных», обеспечивая их содержание. Для того чтобы детки старались учиться как можно прилежнее, им загодя объявлялось, что ленивые и неспособные будут исключаться из церковного причта. Таковых «отпавших от духовного сословия» записывали «в подушный оклад» - т.е. причисляли к мещанству или крестьянству. Мещанские же и крестьянские общества чаще всего сплавляли школяра-неудачника в рекруты, что означало пожизненную военную службу. Такая перспектива стимулировала старательность и прилежание лучше всякой розги, употребляемой учителями ².

* * *

Размещалась первая коломенская школа в непосредственной близости от архиерейского дома, в каменном двухэтажном корпусе с подвалами, выстроенном в 1680-х гг. при архиепископе Никите ³. Ученики, приехавшие в школу из окрестных сел, поселялись в бурсе ⁴ при школе, а коломенские школяры жили дома, при родителях, приходя на учение каждый день.

В эту школу набрали 30 ребят разных возрастов, которым в наставники дали бывшего певчего Якова Иванова, сына архиерейского служителя вятского архиерейского дома. В юные годы Яков попал на заметку духовному начальству и был отправлен в Великий Новгород, где два ученых греческих монаха, братья Иоаникий и Софроний Лихуды, основали школу по образцу созданной ими же при московском Заиконоспасском монастыре Славяно-Греко-Латинской Академии. В новгородской школе Яков Иванов проучился до класса грамматики, а потом сбежал. Как он попал в Коломну и где пристроился певчим архиерейского хора, из документов не ясно. Когда же в 1723 году коломенскому архиерею, митрополиту Иоаникию ⁵, потребовался учитель для школы, основанной по синодскому указу на его подворье, Якова Иванова сочли наиболее подходящим для этого занятия.

В декабре 1724 года, уже при епископе Варлааме (Ленницком), поставленном на коломенскую кафедру взамен умершего митрополита Иоаникия, из числа лучших учеников коломенской школы отобрали троих, самых способных - поповских сыновей Петра Георгиева, Григория Михайлова и дьяконского сына Ивана Михайлова. Их отправили в новгородскую школу, где прежде учился их наставник. Молодые люди вернулись в Коломну через три года с хорошими аттестациями от новгородских учителей, что пришлось очень кстати.

К тому времени учивший детей первого набора Яков Иванов 2-го февраля 1726-го года скончался. К тому же в коломенской епархии уже были открыты школы: в Туле при Предтеченском монастыре и в Орле при Успенском монастыре, а учителей для них не было. Одного из учившихся в Новгороде оставили в Коломне вместо умершего Иванова для обучения 40 учеников при епископском дворе.

Содержание бурсы при каждой школе в коломенской епархии со времен епископа Варлаама было возложено на городские церкви, с каждой из которых собирали рожь, овес, горох, крупу гречневую, рыбу, масло, соль в равных долях с каждой церкви.

Начало школьных превращений

При епископе Вениамине (Сахновском) ⁶ «архиерейская школа» была преобразована в «славяно- латинскую», делившуюся на классы «фара», «инфима», «грамматический», «синтаксиму», «пиитики», «риторики», «философии» и «богословия». Однако же разделение было только условно, поскольку учили коломенских школяров только по «Букварям», чтению книг и пению, но дальше класса «инфимы» учить их было некому, так как при архиерейском доме не было достаточно образованных для такого дела служителей.

Ректор и префект ⁷, а также надзиратели и ученики жили вместе, как было принято в киевских коллегиях, польских университетах и московской Славяно-Греко-Латинской Академии, унаследовавших и свято хранивших старые университетские традиции.

В семинарию старая «славяно-латинская школа» была преобразована при епископе Киприане Скрипицине ⁸, который пробыл на коломенской кафедре чуть больше года. Но и за столь короткий срок он успел многое, а главное, пригласил опытного учителя Лукьяна Стасевича «положившего основание семинарии и порядочное латинского языка учение» ⁹.

Вскоре после того страшный пожар разорил город, спалив в том числе и епископское подворье, из-за чего только что народившейся семинарии пришлось перебраться за Москву-реку, в Богородицерождественский Бобренев монастырь, где учеников и учителей разместили в келейном корпусе, строившимся в свой счет епископом Саввой. В тех кельях было «восемь жилых покоев, да при них баня, да кухня», где и разместились семинаристы коломенской духовной школы. В ту пору для работы в семинарии активно приглашались учителя из Киева, окончившие в тамошней Академии «не менее класса риторики», что позволило значительно повысить уровень обучения. Таких приехавших учителей «определяли в священнические чины», что давало им возможность устроиться на месте, получить приход или службу при архиерейском доме, приносившую доходы помимо учительского оклада, ибо одним только жалованием учителя прожить было трудно.

* * *

В Коломну из Бобренева монастыря семинария вернулась лишь в 1770-м году, после того как пожар, вспыхнувший в монастыре, истребил «два покоя стоявших особняком, в которых жили учителя», Святейший Синод 18 марта 1770 года распорядился поместить учеников и учителей семинарии на старом месте, при епископском доме.

Учиться семинаристы начинали лет с 10-12, и для начала проходили четыре низших класса: фары, инфимы, грамматики, синтаксимы. Потом шли классы пиитики, риторики, а за ними высшие классы философии и богословия. Весь курс занимал лет 12-13, а то и более.

Музыкальные занятия

В стенах коломенской семинарии зародилось то, что при известном желании можно посчитать зачатком первой музыкальной школы города. Произошло это при епископе Феофилакте, попавшем в Коломну уже на излете лет, и правившим епархией всего четыре месяца – с мая по сентябрь 1788 года. Но именно этот епископ, ревизуя дела епархии, обнаружил, что хор Успенского монастыря «находится в большом расстройстве», предпринял некоторые меры, последствия которых сказывались до самого конца 18-го столетия.

В хор были набраны певчие разных возрастов – от мальчишек-дискантов до солидных и семейных басов, а жили они в городе по разным квартирам «без всякого за их поведением надзирания». Всё это весьма дурно сказывалось на поведении хористов, про которых по городу ходила дурная слава. Для поправки дела епископ Феофилакт 11-го июля 1788-го года распорядился разрешить жить по квартирам в городе только взрослым певчим из числа семейных, полагая, что законная жена за поведением мужа-певчего присмотрит лучше всякого начальника. Мальчиков же и неженатых хористов епископ распорядился поселить при архиерейском доме «в назначенной для того палате, на казенном пищею, одеждой и обувью содержании». Восьмерых неженатых певчих поселили под семинарскими палатами. Кормили их за общим столом из расчета по 4 копейки на день, что по тем временам совсем не худо!

* * *

Судя по заметкам о хоре Успенского собора, певчие могли исполнять служебные песнопения и в древнерусском «знаменном» стиле, музыке записанной знаками-«крюками» ¹⁰, так и «партесном пении»¹¹. Этот вокальный стиль возник в Малороссии, в ходе противостояния католическому прозелитизму и униатству, как противовес органным духовным композициям. При малороссийских православных монастырях открывались специальные школы партесного пения, а партии для хора партесной музыки записывались в книги-поголосники. В середине 17-го века, после присоединения Малороссии к московским коренным землям, партесное пение проникло в Московию, как знак «европеизации» проводившейся царями фамилии Романовых. С 1668-го года – с одобрения восточных иерархов - партесное пение ввели в богослужебное употребление в великорусских храмах, заменяя им одноголосое «знаменное пение». Для епископского хора были заведены регулярные занятия. Уроки малолетним и неученым певчим «неисправным в партесном и нотном пении» стал давать священник Успенского кафедрального собора Филипп Григорьев, коему велено было стать главным учителем и начальником «певческой коллегии» при соборе. Это назначение стоило отцу Филиппу назначения на должность благочинного Коломны и коломенской округи, на которую он прежде намечался. По распоряжению епископа от 8-го августа: «Кафедрального собора иерея Филиппа Григорьева за управлением над хором от округи отменить, а городские церкви поручить в его ведомство». Но надо думать о. Филипп о своей потере не особо тужил – служить при епископском хоре было очень почетно и выгодно. Хористы были всегда «на виду» у начальства и им частенько перепадали награды.

Количество хористов колебалось от 14 до 18 человек в «трех станицах», т.е. в трех хоровых группах. Всем певчим – женатым и холостым – положили жалованием деньгами и обеспечивали вещевым довольствием. На год каждому шили по 4 рубашки, шерстяных чулок по 2 пары, да по 2 пары бельевых чулок. Давалось каждому по шелковому платку, да по 2 платка набойчатых. Полагалось им по 2 пары сапог на год да по 2 пары башмаков. Шляпу выдавали одну на два года, по паре рукавиц, крытому сукном тулупу. В будни они носили суконный казакин, полагавшийся им по одному на 2 года, а по торжественным дням и праздникам казакины зеленого или синего цвета «с приправой», выдававшиеся на три года.

Судя по этим выкладкам, такому житью певчих многие завидовали, и в хор попасть мечтали, да не всех брали. По распоряжению епископа Феофилакта в год, после тщательных испытаний, отбирали из всех желающих только шестерых мальчиков, которыми заменяли тех кто выбывал, после того как «ломавшийся» у подростка голос не восстанавливался. Служение в этом хоре положило начало многим весьма достойным карьерам.

Валерий Ярхо.